Нож из оленьей кости

- Еще немного! Остается только перевалить вот эту сопку! – сообщил проводник. Озябшие путники недовольно пробурчали что-то про чертовы дальневосточные морозы, стряхнули с шапок налипший снег, но все же упорно плелись за человеком в мохнатой шапке. Я поправил сбившуюся лямку рюкзака и, кряхтя, направился за ними.

Уже было достаточно темно, и мы то и дело проваливались в свежие сугробы. Проводника звали Нэн. Он происходил из рода Хансэ, который испокон веков проживал на южном берегу устья Амура. Это был немолодой мужчина, с седыми висками и морщинистым лицом. Руки его были грубые, суставы пальцев раздуты артритом. Но глаза, несмотря на возраст, оставались живыми и ясными.

         Наша группа продвигалась по приамурской тайге уже четыре месяца, вместо обещанных двух. Руководитель нашего похода Андрей Владимирович то и дело сверялся с картой. Судя по спутанным линиям, которые обозначали медвежьи тропы, работы хватало еще на несколько месяцев. Это отнюдь не радовало.

         Собственно ради медведя мы и притащились на край России. Приехать сюда из теплого Ростова ради изучения всплеска популяции медведей мне, студенту второго курса биологического института, показалось пыткой. Но чего не сделаешь ради того, чтобы прогулять ненавистную химию! Дмитрий Иванович, мой куратор и старший научный сотрудник этой экспедиции, то и дело чихал и бормотал, что зря согласился на эту авантюру.

         Наконец, мы добрались до перевалочной базы: пара бревенчатых домов и полуразвалившийся сарай. Все это утопало в снегу. Нэн постучал в дверь одного из домов. Некоторое время в глубине кто-то возился, стуча кастрюлями, а затем дверь приоткрылась. Из проема хлынул свет.

- Кто там? Чего надо? – пробурчал недовольный женский голос.

- Это я! Анька, открывай! – крикнул проводник.

- Я, я…Сам знаешь, кто ты! – пробурчал голос, но дверь все же открылась. На пороге стояла немолодая женщина. Черные с проседью волосы, широкое лицо, карие глаза и маленькие губы, уголки которых были чуть приподняты. – Ну, чего встали, заходите, тепло из дома не выдувайте!

         Вся компания, еле переставляя ноги, ввалилась в дом. Мы бросили свои пожитки в просторных сенях и, наконец, вошли в дом. Небольшая кухонька не могла вместить семерых, и хозяйка выпроводила нас в большую комнату. В кухне остался только Нэн.

- А Петрович где? – поинтересовался проводник. Хозяйка раздраженно махнула рукой.

- А ну его! Поехал вчера в поселок. Гостей не ждали, поэтому  только жареная картошка да копченая рыба.

- Ну и на том спасибо!

- Холодина у вас тут, жуть! Как вообще жить можно? – недовольно сообщил Дмитрий Иванович.

- Сразу видно – с запада! – пробурчал Нэн. – Не умеете вы других понимать!

- Что это вы имеете в виду? – с интересом спросил я со свойственной молодости горячностью, - А как же русские первопроходцы, Невельской? Русские многому ведь ваши народы научили, дали многое! – Я с усилием вспоминал уроки истории. Нивх нахмурился и закурил.

- Да, многие были.  Раньше, казалось, больше пользы было. А сейчас посмотришь -  леса мало, зверя мало, рыба - да и та не наша. Все мимо, фурами. Много фур. И водки много.

Я был искренне удивлен: неужели вот она – рассовая нетерпимость? Как часто с экранов телика в новостях я слышал что-то подобное. Но это же где-то там, далеко.  А тут - вот оно как.

Женщина поставила перед нами темный, нарезанный ломтями, хлеб и горячую сковороду с жареной картошкой. Золотистая картошка призывно шипела и скворчала. К верху поднимался ароматный пар, возбуждая в нас еще больше проснувшийся зверский аппетит. Мы принялись за еду.

- Есть одна история, -  начал наш проводник после того, как все поужинали и расположились на деревянных нарах, - Давно это было…

         Было некогда на Амуре племя. Сильные и ловкие были люди. Жили хорошо, года были рыбные, зверей в лесах полно и зимы не такие суровые.

         Жили в этом племени шаман с женой и сыном. Сына звали Хэном. Собрался как-то Хэн на охоту. Взял лук и нож из оленьей кости. Нередко мать говорила Хэну: «Береги нож свой, в нем судьба наша». А отец прибавлял: «Нож ни отдать, ни продать нельзя! Духи предков накажут!»

- Вернусь с добычей! На ужин будет оленина! – пообещал Хэн и исчез в тайге.

         Долго ходил парень по лесу, как зверь, крался по следу оленя, поймал его, освежевал теплое мясо, сел на траву, доволен добычей. Вдруг хрустнула ветка. Из-за ветвей появился необычный человек в странной одежде. Прежде никогда Хэн таких людей не видал. Удивился он, но не испугался.

- Какой ты смелый и ловкий! Какого оленя добыл! – сказал вдруг незнакомец, -  И нож у тебя хороший.

-  Продай мне его, - продолжал человек, - ты молод и силен, и без него знатным охотником будешь.

Хэн долго отказывался, но странный человек не унимался. Но вот он вытащил из кармана руку и протянул ее Хэну. В руке что-то блестело. Хэн подошел ближе и удивленно спросил:

- Что это?

- Это золото. Отдай мне свой нож, а я тебе золото. С ним твой народ будет жить счастливей, лучше и богаче!

Монеты таинственно мерцали в руке, и  Хэн уже не мог оторвать от них своих глаз.

         Дул сильный и порывистый ветер. Небо было черно от туч. Накрапывал дождь. Когда Хэн вышел из леса, было темно. Подходя к своему селению, он увидел яркие огни. Он подумал, что племя разожгло огромный костер, радуясь его возвращению, но потом понял, что горят вовсе не костры, а жилища.

С ужасом он увидел лежащих на земле людей своего племени, а среди них мать и отца. Он увидел людей в странных одеждах, таких же, как на человеке из леса, они забирали шкуры, посуду, тыкали в спины его соплеменников какими-то палками, после чего те беспомощно падали наземь и больше не вставали.

         Хэн сбросил тушу оленя и с воплем бросился на страшных людей, как вдруг почувствовал удар в грудь. Он упал лицом к чернеющему небу и увидел над собой человека, в руке он держал нож из оленьей кости и что-то шипел на своем языке. Хэн разжал пальцы, золотые монеты упали в траву…

С тех пор, говорят, и пошли все беды у наших людей: силы той нет у народа моего, мало стало людей, охотников еще меньше; рыба не та, огонь сжигает лес, зверю жить негде; духи сотрясают землю, гневаются Духи предков, нет у нас того ножа из оленьей кости, у чужих он людей. А где, никто не знает…

Нэн замолчал. Все смотрели на него и тоже молчали. Потом тихо переговаривались и укладывались спать. Я лежал на деревянном топчане и думал.

- Спи, сынок, завтра рано вставать, - тихо проговорила женщина по имени Аня и накрыла меня взявшимся откуда-то теплым одеялом. Долго еще я смотрел на отблески огня в печке и думал о том ноже, о юноше Хэне и о рассыпанных  во мгле монетах.